2
Всю дорогу до дома я вел деда под руку, а он постоянно говорил, открывая мне пчеловодные премудрости. Но после неприятной новости дед вдруг отстраняется от меня и твердой походкой молча шагает впереди. Ничто теперь не выдает в нем опьянения, похоже, оно исчезло полностью. Дед входит в калитку первый, молча протягивает мне ключ от дома, и бросает на ходу
:- Я в огород, на ульи взгляну.
По всему видно: деду очень досадно, что, помогая спасать чужое добро, он не уберег свое.
Отпираю большой висячий замок, захожу в сени. С тех пор, как покрыли крышу листовым железом, она сильно нагревается в жару, вот и сейчас в сенях жарко, хотя солнце уже давно перешло “заполдень”. Вхожу в избу, здесь гораздо прохладнее. Вечером мы с дедом откроем окна в комнате и в спальне, вставив туда рамы с противокомариными решетками, а утром снова все плотно закроем, чтобы бревенчатые стены сохраняли прохладу. Таков здесь климат: зимой бывает и до пятидесяти мороза доходит, а летом может и жара постоять, как сейчас, а может и снежок пойти; лето на лето не приходится.
Большой пятилитровый самовар все равно еще теплый. Доливаю его колодезной водой из кадушки, отмечая про себя, что вечерком нужно будет сходить “по воду на колодец”. Остатки воды из кадушки выливаю в рукомойник, сейчас дед наверняка будет тщательно мыть руки, а потом долго умываться, разбрызгивая вокруг воду. Когда-то баушка, зная эту дедову привычку, оклеила все стены около рукомойника клеенкой, которая теперь вся выцвела от времени, но так ни разу и не менялась.
Надо нащепать лучины. Ставлю вертикально сосновое полено, накладываю на его край толстое лезвие длинного ножа с большой деревянной ручкой и надавив, одной рукой на ручку ножа, а другой на лезвие, отщепляю широкий кусок дерева. Теперь также, но уже с гораздо меньшим усилием, отщепляю от него тонкие длинные палочки-лучинки. Собираю их вместе и поджигаю с одного конца. Сухое дерево вспыхивает сразу, горящими концами бросаю лучину в трубу самовара. Быстро достаю коробку с углями, и начинаю бросать их поверх горящей лучины. Углей в коробке осталось мало, печь мы давно не топим. Сухие черные угольки легкие, почти невесомые. Я знаю, что они быстро загорятся от огня лучины. Закрываю самоварную трубу другой трубой, изогнутой в виде буквы “Г”, теперь один конец ее вставлен в дымоход печки. Порядок. Нет, не порядок! Дым почему-то проходит сквозь щели в местах соединения труб.
“Заслонка-то закрыта!” – мелькает в голове, я бросаюсь на печку, быстро залезаю по приступу, открываю заслонку… Всё, теперь порядок!В сенях слышны тяжелые шаги и голос деда: “Эхе-хе, Володя, эхе-хе…”. Он входит в сени, вешает на крючок картуз и начинает тяжело снимать кирзовые сапоги, упираясь каблуком в порог.
- Что, самовар поставил?
- Поставил!
- А трубу открыть забыл!
- Забыл. А ты как узнал, дымом пахнет?
- А я видал, как над крышей из трубы сразу большой белой клуб вырвалсь, а потом тихонечко дымок пошел.
- Всё-то ты замечаешь.
- В деревне живем, иначе нельзя. Думаю, что из третьего улья они улетели. Право, из третьего.
- А это ты как определил?
- А, никак.
- Как это?
- Так, думаю просто.
Дед подходит к умывальнику и начинает мыть руки.
- Ах, зажгло
!- Что? – удивляюсь я.
- Руки-то зажгло от укусов.
- А разве тебя покусали?
- Покусали маленько.
Дед теперь умывается, мотает головой, плещет воду на лицо. Брызги летят в разные стороны. Наконец он берет полотенце и, вытираясь, говорит:
- Из третьего!
-
А может, из другого.- Может и из другого… Слышь, самовар запел. А ты знаешь, как определить, сколько еще времени до кипения остается?
- Знаю, ты сам учил.
- Ну, и сколько ему еще стоять?
- Пятнадцать минут.
- Верно. А когда десять минут останется, как определишь?
- По звуку. Постучу ногтями, если звук сразу затихает, значит, десять минут осталось.
- Опять верно.
- А, если какое-то время после удара ногтем звук отдается, а стенка самовара словно дрожит, значит, меньше пяти минут осталось. Тут уж никуда не отходи, стой рядом, чтобы вовремя самовар заглушить.
- Все так, все так… А всё-таки они из третьего улья улетели!
- Почему?
- А вот увидишь. Завтра никуда с утра не отлучайся, будем пчел осматривать. Может, и медку покачаем немного.
- А я на рыбалку хотел на озеро…
- Обойдешься пока! Я вот скоро подряд возьму, будем крышу железом крыть и печь класть. Тебе бы всё бездельничать, будем деньги зарабатывать. Нам с тобой еще три машины дров купить надо, да пока у тебя отпуск, не худо было бы их переколоть.
*********
Самовар гудит на столе. Выпито уже по три чашки чая. Мы то разговариваем, то замолкаем, внимательно разглядывая облака за окном.
- Нет, не будет завтра дождя, - наконец подытоживаю я свои наблюдения.
- А нам и не надо. Как только самое большое количество пчел за взятком вылетит, тут мы и станем осматривать. А в другое время зажрут!
- Рука-то покусанная болит?
- Нет, нисколь не больно. Пчелы, когда роятся не такие злые, да они, почему-то у всех разные. Вон в Левихе у Пал Петровича, огород-от на главну улицу выходит, дак таки злющие. Укусит - всю руку раздует. Кому как, конечно, есть люди, которые даже умереть от пчелиного укуса могут, а я уж и привык к ним за столько лет. Сколько себя помню, отец пасеку держал. Во время войны много мы от голода молоком спасались, да медом. Бывало, на покосе сядем перекусить, мать отрежет всем по крохотному кусочку хлеба. Мы молока выпьем, меда поедим, а хлеб незаметно друг другу перекладываем.
- А в какое время это будет?
- Чево?
- Ну, когда пчелы за взятком улетят и нас не зажрут…
- Что, трусишь?
- Да нет, я так…
- Не бойсь, не проспишь. Налей ко мне еще чашечку! Я раньше по двенадцать чашек выпивал, а теперь только по семь... Слышь, идет кто-то!
Опять я не уловил звук падающей цепочки у калитки, но как открываются двери в сени слышу прекрасно.
- Дед, а ведь опять бегут за тобой, - предполагаю я.
- Нет, в заполдень пчелы не роятся.
- Можно? – раздается за печкой.
- А пожалте, пожалте, - поворачивается на голос дед, - Проходите на кухню, и просим к столу! О, Пал Петрович! Тебя мы тут поминали, что у тебя пчелы злющие.
- Я, собственно, по делу, Владимир Иваныч…
- По делу, так по делу. Выпей чашечку с нам!
Я достаю из шкафа еще чашку, наливаю чай Павлу Петровичу. Тот почти полностью лыс, лишь под затылком у него незаметные седые волосы. Я отмечаю про себя, что все они: и Павел Петрович, и Михаил Петрович, и Кузьма Иванович примерно одного возраста. Дед же старше их лет на пятнадцать-двадцать, а потому, хоть обращаются они и друг ко другу тоже по имени отчеству, но к деду всегда
с особым уважением. Я сразу заметил, что Павел Петрович очень возбужден, хочет поделиться какой-то новостью и спросить совета, но разве можно в деревне сразу, “от дверей”, переходить к делу?- Ну, что у тебя стряслось? – спрашивает дед, тоже почувствовав настроение гостя.
- Хотел Вас завтра пригласить пчел посмотреть, погода-то какая, того и гляди, рой улетит.
- Завтра не могу, Пал Петрович, прости. Сами завтра осматривать будем.
- А качать не думаете?
- А не знай! Может, и качнем.
- У меня ведь, какое дело-то. Сегодня рой ко мне прилетел. Улеёк-от один у меня пустой стоял, туда и прилетел. Посмотреть бы его! А, Владимир Иваныч!
Я внимательно смотрю на деда. Тот уже долго держит полное блюдечко с чаем у губ, и внимательно смотрит на Павла Петровича. Наконец, словно овладевая собой, дед выходит из оцепенения, ставит блюдце на стол, встает и, подходя к рукомойнику, говорит:
- Прости Пал Петрович, завтра никак не могу.
- А…
- А послезавтра подряд взял, будем с Сережей крышу у Кокоревых крыть. Прости, не могу. Попроси кого-нибудь другого, вон Преклонского, например. Тоже хороший пчеловод.
- Хороший. А все же к тебе, если что, обращается…
- Прости, не в этот раз.
- Ну, ладно, коли так…. Всего доброго. Хоть чего мне с ним сейчас делать-то, с роем.
- А, ничего. Радуйся!
- А я и радуюсь. До свидания!
- До свидания!
Как только дверь за Павлом Петровичем закрывается, дед говорит в с досадой в голосе:
- Ах, леший, весь чай перебил!
Дед садится на стул в комнате, опирается одной рукой о письменный стол, берет газету, очки, но тут же снова бросает их на прежнее место.
- Ладно бы в лес куда улетел! А то, через семь дворов!
- Может, это не наш рой был, а чужой? – пытаюсь я успокоить деда.
- Конечно чужой! Как же?!
Я деликатно выхожу из избы. Сажусь на велосипед и еду к реке. Пусть дед попереживает и успокоится.
Подъезжаю к угору… Все те же лодки на реке, выехали на вечернюю рыбалку.
Ловится ли чего, рыбаки?