- Ложись спать, – ворчит дед, - завтра разбужу рано.

Завтра решено идти за грибами. Хоть самая грибная пора еще не наступила (сейчас конец июля), но вчера “Аннин зять Валер полну корзину белых из-за реки притащил. Бает, что далёко и не забиралсь”. Совсем недавно мы с дедом также соблазнились на спиннинговую рыбалку, когда этот же “Валер” на Долгом озере поймал на спиннинг семь щук. Наш улов тогда составил только две щуки.

- Чего уселся у телевизора, выключай, все одно и то же кажут.

- Да я программу “Время” жду, хочу новости посмотреть.

- Какая тебе еще “Время”, выключай, скоро девять часов ночи! Сейчас милиция придет, свет в окнах увидит. Скажут: “Вы почему не спите? Самогон гоните?”

Спать совсем не хочется, да и в сенях, где всего одно маленькое окошечко у двери, еще светло. Рано ложатся в деревне, но и встают рано. Однако многие еще не спят. Из центра села доносится негромкая музыка – это молодежь собралась на танцплощадку. Вот протарахтел мотоцикл, а вот странный хриплый звук с высокими нотами, похожий то ли на ругань женщины, то ли на лай собаки – это на автостанции диспетчер делает какое-то объявление.

Просыпаюсь я от голоса деда

- Пошли! Хватит вылеживаться-то! – говорит он, приподняв край полога, - и так уж проспали.

Я смотрю на свои ручные часы. Время 4 часа утра.

- Вставай-вставай. Это у вас в Москве только к пяти рассветет, а у нас уже светло.

- А я календарь смотрел, там время восходов по Москве стоит.

- Странно, всего ведь 600 километров на восток.

- Да на север верст 200, - прибавляет дед. – Ты… вот что… Ты вчера вечером слышал, как самоходка гудела, снизу шла?

- Слышал.

- А, как буксир чего-то тащил?

- Нет, уснул видно. А, может, это уже приснилось тебе?

- Вот, я и спрашиваю! Ну, давай одевайсь и айда в зареку! Лодку-то, где приковал?

- Угором.

Одеваемся вместе. Вместе, почти синхронно, наматываем портянки и обуваем кирзовые сапоги. Без сапог в лесу нельзя – змеи.

Мы взяли себе по корзине, в корзины положили ножи и завтрак: хлеб, соль и вареные в крутую яйца.

- Хороша корзина. Твоя? – спрашиваю я деда.

- Нет, Сметанинская. Я такую не сплету. Мои корзины лет на 10 – 15, а этой уж, поди, все 20, а как новенькая. Здорово Сметанины плели, у них вся семья корзиночники. Вот скоро тальник подойдет, станет не ломкой, и мы с тобой по корзинам подряд возьмем. Погодь маленько.

- Я тебе говорил, что стоит, перед тем как в лес идти, 20 раз Богородицу прочитать и ни одной змеи не увидишь?

- Говорил.

- Ну, дак читал?

- Не.

- А, чего? Почитай, пока идем, дак.

Дед змей совсем не боится, знает их повадки, может отпугнуть змею, может убить.

Мы проходим мимо старого здания больницы, переходим главную улицу села. Здесь начинает разворачиваться стройка. Будут строить больницу. Строительные работы заденут футбольную площадку, называемую в селе стадион. Здесь не только играют в футбол, тут проводятся массовые гулянья в большие праздники, устраивают конкурсы и аттракционы, особенно 28 июня в “День советской молодежи”. Жалко стадиона.

- Перенесут, куда не то в друго место – говорит дед, словно читая мои мысли. Он идет молча, видимо думает, что я твержу про себя слова молитвы “Богородице Дево, радуйся…”. Молитвам он по чуть-чуть учит меня. Мне становится, почему-то совестно, и я начинаю читать зазубренный текст. Но дед не может и не хочет долго молчать.

- Так, что ж это за цветы-то были?

- А не знай… Вон спасительница растет.

- Где?

- Да вот она!

- Это ж куриная слепота.

- Слепота слева. Выдерни с корнем ту и другую и посмотри. Убедилсь? У слепоты корень рыхлый, метелкой, а у спасительницы морковкой. Цветы не трогай, ядовитые они.

- А почему спасительница?

- Так может и в 41-ом кто-нибудь так же?…

- Нет. Другое время было. Там на фронт лучшие уходили, сами. Да и врачи-то уж были пообразованней.

Мы идем по дощаному тротуару. В некоторых местах он настолько широкий, что мы идем рядом, плечом в плечо. Сапоги глухо ударяют по влажным от росы доскам. Интересно, что доски тротуара светлые, еще не мокрые, на них сплошным слоем в несколько миллиметров видны шарики росы. Эти шарики лопаются при каждом нашем шаге, и сзади на досках остается много мокрых следов. На траве, словно иней, такой же слой водяных шариков.

Подходим к реке. Останавливаемся и несколько минут смотрим на простор с высокого обрывистого берега Ветлуги. От воды поднимается пар, на воде гладь. Лес на другом берегу реки отражается в воде. Отражается и край солнца, показавшийся из-за леса. “Солнце умывается”. Слева в полутора километрах виден понтонный мост. Сейчас он разведен, а выше моста медленно двигается белая самоходка.

- Может та, что ночью вверх прошла - снова читает мои мысли дед. Еще выше по правому берегу реки видны дома Воскресенского, Уколова, Чернышихи, антенны в Бахарихе. Поворачиваемся в другую сторону – там Левиха, Калиниха, Задворка. Блестит, отражая свет только что выплывшего из-за леса солнца, крест на куполе церкви в селе Богородском. Видно над деревьями и полуразрушенный купол, а ведь он в 11 километрах от нас. Воздух удивительно прозрачен. Купол с крестом еще не в дымке, а на каком же расстоянии то, что подернуто голубым?…

- Пойдем, что ли? – тихо говорит дед, словно боясь нарушить эту величественную тишину. Теперь идем медленнее по самому краю высокого обрывистого берега Ветлуги. Внизу лодочная станция. Там ставят хорошие дорогие лодки, почти все металлические, с моторами. За такую стоянку надо платить. Наша деревянная лодочка заперта метрах в 300-х ниже по течению под кладбищем. Подходим к кладбищу.

- Покой, Господи, души усопших раб Твоих. – говорит дед, крестясь и оглядываясь на меня. Я тоже крещусь.

- Вот, Сережа, я помру, дак памятника мне не ставь. А поставь крест и напиши: “Владимир Иванович Виноградов. Проработал на речном флоте 30 лет”. Ну, якорек бы еще хорошо на цепочке повесить. Пойдет человек по кладбищу, увидит, помолится.

- Когда помирать-то собрался? – спрашиваю я.

- А, вот я тебе расскажу…

Но что-то отвлекает внимание деда. Он останавливается и смотрит вглубь кладбища.

- Вон там могила Макарунина. Давно не бывал. А вот здесь сам надпись прочитай.

Дед чему-то то ли улыбается, то ли удивляется. На могиле чугунный литой памятник в 2 метра высотой. Отлиты большие буквы: “1805-1898 Здесь покоится девица 93-х лет ….”

- Жила целомудренно.

Я указываю деду на одну из могил. На ней растет несколько подберезовиков.

- Могильники – говорит дед, - их и в лесу-то никто не берет.

Подходим к другой могиле, на ней венок и еще свежая земля. Дед снова на мгновенье останавливается:

- Ах, Колька-Колька, зачем же тебя здесь у реки-то?…- и, повора-чиваясь ко мне, объясняет: – Потонул.

Выходя с кладбища, снова крестимся. Спускаемся к воде. Тут к большому упавшему с обрыва дереву прикованы цепями дощаные лодки. Я открываю замок, снимаю с цепи весла, вставляю оси на уключинах весел в бортовые отверстия. Ширина реки в этом месте небольшая, всего метров сто – сто двадцать. Через считанные минуты будем уже в лесу.

- Так, что ты хотел мне рассказать? – спрашиваю я.

- Решай сам.

- Первая жена от Бога, вторая от людей, а третья от черта. Бери левее…

Лодка причалила к другому берегу как раз в том месте, где к такому же поваленному дереву были прикованы еще две дощаные лодки.

- А мы не первые. Сейчас пойдем на срезанные ножки белых смотреть, и достанутся нам всякие могильники, – шучу я.

- Спать надо меньше. Молодежь – вечером не найдешь, утром не добудишься. Ну, пошли с Богом.

Я пропускаю цепь сквозь уключины весел, обматываю конец цепи вокруг ствола и запираю замок.

Лес всего в нескольких метрах, но чтобы войти в него, нужно пробраться через плотные заросли тальника и невысокие кусты ежевики. Созревших ягод еще немного, кое-где ежевика еще цветет. Но я все же успеваю на ходу сорвать несколько “черных малинин”.

- Да. Погоди-погоди, смотри вон белый у елки. А, вон еще один…

- Случайно. Тут грибов и не было никогда.

- Вот и все, небось, так думают. Поэтому и бегут от реки в чащу. Сюда никто и не заглядывает. Обожди, я в этот ложок загляну.

- Не лазий! Вляпаешься там в ….

- Пока дед ворчит, я быстро ныряю в овражек и через несколько секунд выхожу оттуда с двумя белыми и подосиновиком. Дед даже не смотрит на грибы, и я больше не делаю попыток ослушаться его. Быстро шагаем по тропе через большую поляну.

- Что ж, тут и не косили что ли? – удивляется дед. Входим в настоящий, дремучий лес. Есть в этом лесу и лисы, и волки, и рыси, и медведи, и кабаны. Но зверь обычно боится человека, избегает встречи с ним. Наибольшая опасность для грибника – гадюки.

- Могильники не бери, - предупреждает мои порывы дед – Ну-ко их к шуту!

- Может, в другой лог перейдем?

- Пошли!

- В соседнем логе то же самое. Мы ходим уже около часа, а наши корзины наполнились лишь на треть.

- Сейчас папоротники пойдут, - говорит дед, - Тут и наберем.

- А, как ты думаешь, папоротник цветет?

- Знамо цветет! В ночь с 6-го на 7-е июля цветет и всего час. Сам-то я не видел, но говорят смотреть страшно. Гляди ко! Грибы!

Впереди на склоне почти в одну линию вытянулись пять белых грибов.

- А вот еще! И еще! Пожалуй, здесь наберем.

- Тут вода, давай подниматься на гриву.

На гриве тоже много грибов. Сосредоточенно собираем их молча. Не проходит и получаса, а наши корзины заметно тяжелеют. В логу слева и в логу справа теперь тоже вода. Мы проходим еще немного вперед и видим, что лога впереди сходятся вместе. Вода преграждает нам дорогу.

- Надо идти назад.

- Надо, - говорит дед, - если конечно… Неладное место… Грибы поэтому и попадались.

- Почему неладное? Вон сколько грибов набрали. Теперь можно и домой.

- То-то и оно…

- Ой, смотри, дед, как это может быть? И сзади лога сошлись, и в них вода. Мы что же, на острове? Но ведь по воде мы не шли.

- Верно, не шли. Да, не суетись ты. Сколь ни ходи, а сухой дороги не найдешь. Ну, если хочешь, обойди “остров”, он небольшой. Через пару минут сюда же придешь. Лучше давай сядем вот здесь у дерева и поедим.

- Не пойму я что-то, что происходит?

- А, ничего, садись ешь. Корзины полные, сейчас домой пойдем. Соль-то взял?

Мы сидим у высокой сосны, посыпаем солью очищенные яйца и разговариваем. Солнце уже под большим углом к горизонту. Дед как-то умеет по этому углу определять время.

- Пол восьмого, - отвечает он, даже не взглянув на солнце. Я смотрю на часы: семь двадцать пять.

- Пошли, пошли, - вдруг торопит дед, - время много.

- Куда ж идти-то? Вода кругом.

- Идем прямо.

Я с удивлением смотрю вперед. Там, где только что была вода – совершенно сухая трава.

- Да, как же это? - удивляюсь я.

- Идем-идем, поторапливает дед, нам сегодня еще дровами заниматься.

И только когда выходим к берегу реки, где невдалеке видна на берегу наша лодка, говорит:

- Видал? Леший куражится.

- Да, что ты? Какой леший?

- А такой! Ты думаешь, там вода была? Не было ее. Потому и трава сухая осталась. Вода нам лишь мерещилась. Грибами он нас заманивал, а когда заманил, увидел, что мы не нервничаем, сели себе поесть. Плюнул он, да дальше пошел. А, может, перепугалсь, что мы перед едой молитву читать станем, и убёг.

- Да у тебя целая теория.

- А что, воды не было?

- Была.

- Это за рекой часто бывает. Ты запомни.

- Запомню.

Мы снова плывем через Ветлугу. Приковываем лодку чуть ближе к лодочной станции. Отсюда до дома путь немного короче.

Поднимаемся в гору.

На улицах села людно. Некоторые сельчане просят: “А ну, грибники, покажите, что набрали. Ба! Надо завтра и мне за грибам. В зареке были?” “В зареке”.

Что за край такой чудный! Лешие заводят, папоротники цветут, а трава эта “спасительница” известна ли науке?