Дом
Беляева
Старина
Затяжное июльское ненастье. Дождь льет с серого свинцового неба частыми тонкими струйками.
- Прохудилось небо. Вот заготовили бы побольше прутьев, сейчас бы корзины плели, - ворчит дед.
Ненастье испортило все наши планы. Дед давно на пенсии, у меня отпуск. Делать нечего. Мы сидим в комнате за столом и разговариваем.
- Вода в реке прибудет, рыбалке конец.
- Это почему? - удивляюсь я.
- Потому что с водой в реку всякая грязь течет, а с ней много корма для рыбы. Клевать теперь не будет. Ты гляди!.. - дед подходит к окну, - А детям и ненастье нипочем, играют под дождем. И я эдакой же был.
- А ты помнишь детство?
- Отлично помню, как вчера было. Даже стихи помню, что в школе учили: "Прибежали в избу дети, в торопях зовут отца: "Тятя! Тятя! Наши сети притащили мертвеца…" Революцию? Помню, и как первая мировая началась”.
- А река с тех времен сильно изменилась?
- Местами сильно.
- Расскажи что-нибудь о тех временах.
- Что же? Что-нибудь смешное, разве?… Любили богачи дома на высоком Ветлужском берегу ставить. Тут недалеко от Воскресенска генеральша жила, ну вдова генеральская. Дом-от ее у самого обрыва на угоре стоял, кажду весну обрыв подмывало, и он осыпалсь. И вот, она приказала затопить у берега две баржи песку. Что же?… берег осыпаться перестал, а река сделала криуль. И так там вертело!!! У того криуля часовня на берегу стояла в честь Николая Чудотворца, в народе ее прозвали “Никола вертячий”. Бывало, адуи плоты ведут, а плот-от у них и завернет, да и начнет вертеть на одном месте. Так, чтобы “Никола пропустил”, кто-нибудь из плотовщиков задолго до подхода плота, уж гонит в ботнике на одном весле вперед, причалит к берегу и бегом в часовню; положит там в копилочку копейку, али две и скорее назад. "”еперь проедем, плот не отурит"”..
- Что значит “отурит”?
- Закрутит на одном месте… Однажды шла служба, всё чин по чину, дьякон ектению возглашает, а сам всё в окно поглядывает. И вдруг, вместо положенных слов заговорил: “Отурило-отурило!” Батюшка из алтаря выскочил: “Что ты, отец дьякон, Бог с тобой!” А тот: “Плот-от отурило!” “Ну, дак что? Службу надо вести”. Какое там, уж народ-от весь на берегу. Что делать? Искушение! Соблазн!
В дедовом рассказе нет осуждения ни поступку дьякона, ни действиям верующих. Он словно сожалеет о случившемся, винит во всем какую-то тёмную силу: соблазн.
- Рыбачить генеральша мужикам запретила в четырех верстах по Ветлуге от имения. Да кто же ее послушает? Вот, докладывают ей, что в двух верстах от усадьбы на противоположном берегу реки мужики рыбу ловят. Она спросит: “Давно ловят?” “С полчаса” “Пусть ловят. А через час - полтора мужиков задержать и ко мне”. Через полтора-то часа уж мужики-то с уловом будут! Генеральша улов посмотрит, стерлядей отберет, остальное отдаст рыбакам. “Чтобы больше не рыбачили тут! Ясно?!” “Слушаемся…” Да, как же? На следующий день опять ловят. Генеральша со стерлядям, мужики с рыбой. Да... Всё говорили, что очень она богатая была. Как революция-то сделалась, имение сразу разорили, дак, говорят, ничего не нащли, одни стары бочки в подвале, да мебель - рухлядь. Правда, могли они всё с собой забрать.
- Что с собой?
- А в имении прямо из дома был сделан подземный ход в поле. В случае, если нападут разбойники, они бы ушли по подземному ходу. Так, когда к ним пришли национализировать, их уже не было. Говорят, они по этому ходу убежали.
- И какова же их дальнейшая судьба?
- А не знай. Я не интересовалсь, а сейчас уж точно никто не знает. То время было смутное. Тут, не сказать, чтоб очень далеко, узкоколейка была: лес заготавливали и до Бора возили. Как всё это в семнадцатом началось, на узкоколейке бронепоезд появился. Я его видел. Едет вперёд, флаг царской, а надпись на боку6 “Вся власть временному правительству!”; едет назад, флаг красный и надпись: “Вся власть советам!”; обратно едет, флаг черной с костям и надпись: “Власть советам! Землю кадетам! А крестьянам - ничего!” - это анархисты едут.
- И анархисты здесь были?
- Были. Я одного знал, в гости к нему ходил. Умный мужчина. И, я вот что думаю: строй анархической лучше, нежели наш. Он дисциплины требует огромной, самодисциплины. При нашем строе тебя контролируют, а при анархии - нет. Очень высокую сознательность надо иметь. А потому, общество будет развиваться так: капитализм - социализм - коммунизм - анархизм.
- Может, еще скажешь, царь будет?
- Царь будет, это точно. И жизнь при царе хорошая станет. Но это уж перед концом света будет.
- Разве, при царе хорошо жили?
- По-всякому. Были и богатые, и бедные, конечно. Но такого, как после революции началось, не бывало.
- Что началось?
- Развал какой-то началсь. Сказали, что свободу дали. Демьян Бедный тогда стих написал:
“Ох, как тетушка Ненила
Революцию срамила:
"Вот свобода, так свобода!
Нету хлеба у народа.
При царе же Николашке,
Ели белы калабашки.
А у нашего совету
Ничего нету!"”
Мы, сначала не боясь, эти стихи пели, уж потом научились язык за зубам держать. До революции были и богатые, и средние, и бедные. А после революции - только бедные.
- А кто был самый богатый в этом крае, самый властный?
Как кто? Собакин! Это потом уж появились богачи Левашовы, лесопромышленник Беляев, Пузеевы, Штановы и пр., а сначала всем владел Собакин. Настоящая-то его фамилия, вроде, Сибирский, а Собакин - прозвищё. Вся вотчина Ветлужская была ему принадлежена. И вот, этот Собакин женился на… на… Да, что это?… Захлестнуло! Ну, ладно, вспомню. Вобщем этот Собакин был нехороший человек. Гроб специальной был припасён, разукрашенной весь. Станет Собакину скучно, он возьмет и в гроб ляжет. Всю дворню соберут: “Войте! Хозяин помер”. А Собакин из гроба: “Хорошеньче выть у меня! Аксинья, что плохо воешь, или рада что хозяин помер?” “Да, что вы, батюшка, от всего сердца и души вою”. Вот эдак развлекался. Злой был, как собака, не то что Беляев с левашовым. Те много хорошего делали и развлекались лихо, но по-доброму. Каждый месяц собирались и решали: “Что в этом месяце хорошего сделаем?” “Давай новых лошадей пожарной охране купим?” “Давай, а еще что?” “Вот в этом доме многодетная женщина овдовела”. “Надо помочь. Детей ее выучить надо”. “Оплатим?” “Оплатим!” А то, Левашов пьяной поедет на лошадях кататься по деревням. Смотрит, где дети играют у дороги, подъезжает: “Дети, дождь идет!”, и горсть серебряных монет вверх кидает, потом еще и еще. Теперь в другую деревню. Ребятишки домой прибегают, приносят полны подолы монет. Батько-то таких денег в месяц не заработает. Али так еще… Сидят Беляев с Левашовым, празднуют чего-нибудь. Скучно! Беляев говорит слугам: “Вон лежит пьяной у дороги. Подите и осторожно, чтобы не разбудить, принесите сюда”. Тем временем маленькую девочку нарядят в беленькое платице и крылья ей прикрепят сзади. Научат ее, чего говорить, и пьяного будят. Тот просыпается, перед ним иконы и девочка с крыльями. “Ой! Где я?” “В Раю, дяденька”. “Так я, что же, помер?” “Помер, дяденька” “Ай-ай-ай!… А ты кто?” “Я - ангел. Что ты хочешь, дяденька?” “Ангел, а можно мне рюмочку?” “Можно”. Уйдет девочка на кухню, ей там подадут рюмку водки на блюдечке, несет пьянице. “Ой, спасибо, ангел. А можно еще?” “Можно” И так рюмочки четыре, пока снова не заснет. Беляев тогда говорит: “Пойдите и положите его на прежне место”. Снова унесут пьяницу на улицу. А Беляев увидит городового: “Что это у тебя непорядок какой, пьяные на дороге валяются”. Городовой подойдет к лежащему, тычет его саблей в бок: “А не, вставай!” А тот ему: “Ангел, рюмочку!” “Что?! Какой я тебе ангел? Ты еще издеваешься? Да я тебя!...” А тот никак не поймет: откуда в Раю городовые?
- Ты называл еще фамилии Пузеев и Штанов. Село Пузеево не в честь ли этого богача названо?
- Да не такой уж он богатой был. Генерал отставной. То ли всё Пузеево, то ли несколько домов там его имением было. Село ли по его фамилии названо, или наоборот его фамилия от названия села происходит - не знаю. А Штанов точно был богат, но его богатство, как-то разошлось быстро, и лес его повырубили. Хотя старожилы до сих пор этот лес “штанами” называют. Интересно, что оставшийся лес этот имеет форму штанов. Этих богачей сейчас мало кто помнит, Да, видно не в богатстве дело, а в широте души, что ли…. Вон, Лещёв купец жил. Мельников-печерский его поминает в своем романе “В лесах”, а дом его двухэтажной на нашей улице стоит. Дом-от стоит, а о лещеве уже давно никто не помнит, а о Левашове или Беляеве помнят. Те жертвователи были, любили помогать и конкуренции в торговле своей не боялись.
- А взаймы давали?
- Хм!… Пришел мужичонка к Левашову: “Не дадите ли взаём тысячу рублей Дело своё хочу открыть”. “Не дам!” “Ну, дак простите за беспокойство!” “Стой! Куда пошёл? Разве на тысячу рублей своё дело откроешь? Ничего у тебя не выйдет. Прибыль, если и будет, то маленькая; одна суета. Проси пять тысяч - дам! И дело поставить помогу”. Берет пять тысяч на год. Год проходит - отдавать нечем. “Не гневись, барышь мал, отдать не могу”. “Ничего, бери ещё, если надо, тыщи три. Делай дело! Я с этих денег и процентов не возьму. Я ведь знал, что за год ты не наладишь. Да не торопись отдавать, на ноги становись”. И ведь поставит дело, и долг отдаст, и сам заживет, Левашова благодарит. А тот: “Помни, как тебе помог, другим помогай, не скупись, а бедному и просто так подай. Ведь мы живем не правильно. Мы с Беляевым говорили - это неправильно, когда одни очень богатые, а другим есть нечего. Богатые должны бедным помогать. На то им и имение дано”.
- А много народа на них работало?
|
|
|
Дом
Беляева
|
- Не скажу… А вот, как дела Беляев принимал у своих управляющих, знаю. Те с утра в приемной сидят с бумагами, ждут. Слуга докладывает: “Проснулся, завтракает, сейчас принимать будет”. Вот начинается прием… “Капустин! Давай отчет! Что ты мне за бумаги подаешь? Это отчет? Гляди ко, да ведь от него вином пахнет и стерлядями, да еще духами женскими. В кабаках мои деньги прогуливал?” “Что Вы, как можно!” “А почему же от бумаг так несет, я чую. Отчет не приму!” “Ей Богу, все по честному!” “Ну ладно, сегодня отчет принимаю, но так - в последний раз”. Потом и у другого также примет: “Вином пахнет! Духами!”
- Какие же отчеты принимал Беляев?
- Он много чем занималсь, но всё больше лесосплавом. По Ветлуге в Волгу, а там до Астрахани его беляны ходили.
- Беляны?
- Да! Большущие баржи, из бревен сделанные, и груженые тоже лесом. А на палубе избы стоят и поленницы. Приплывут в безлесные места, там их все по бревнышку разберут. Мне рассказывали, что бывали целые деревни “мартышечные”.
- ?
- Сейчас объясню… Вот плывёт беляна по низовьям, леса там нет, степи одни. Мужичонка местной (не знай, какой уж они там национальности), садится в лодку и гонит к беляне на одном весле. Подъедет к борту и орёт: “Русский - дурак! Русский - большой дурак!” Ну, у ребят на беляне нервы не выдержат, они схватят по полену из поленницы и в обидчика. А тот ловко увернется, достанет плавающие полена из воды, уложит их в лодку и снова за беляной: “Русский - савсем дурак!” А на беляне уже ждут, в каждой руке по полену. И что же мужичонка?.. так ловко уворачивается, что ни одно полено в него не попадёт. Наберет полную лодку дров, и домой. Вот их “мартышками” и прозвали.
- Как же беляна плыла, сама?
- Мама! Сзади большой груз был специально привязан, по дну тащился, чтобы из фарватера не выйти, да и всяких других приспособлений было придумано не мало.
- Что же получается,… выходит, беляна медленнее течения двигалась?
- Верно!
- Сколько же времени она до Астрахани плыла?
- Дак, наверно, месяц, что ли-то… Считай сам: версты три в час по семнадцать часов в день. Что получается?
- Получается, за месяц чуть больше полутора тысяч километров.
- А до Астрахани, должно, столько и есть. Вот, что значит лесопромышленник, дом-от какой себе Беляев сделал. Сколько уж лет прошло, а стоит как новой. Построил он его году в 1904-м. Каждое бревно заставлял через кольцо пропускать…
- Зачем?
|
|
- Затем, чтобы подобрать для строительства только такие бревна, у которых размер по толщине и в начале, и в конце бревна одинаковой. Если где, между кольцом и деревом, зазор появлялся такой, что можно было палец просунуть - то это бревно для строительства не брали. Наверху террасы сделаны, там Беляев чай любил с гостям пить и на Ветлугу смотреть. Если за полтора-два часа ни одна его беляна по реке не проплывала, он управляющему разгон устраивал. “Почему баржи неравномерно идут? Нужно, чтобы на прямом участке реки с одной беляны другу видно было!”
- Так часто ходили?
- Это и в целях безопасности делалось. Ведь всяко бывало: одна на мель сядет, у другой канат с грузом порвёт. Сплавщики друг друга выручат.
- А дом Левашова тоже сохранился?
- А как же? У автостанции большущий кирпичный дом, где сейчас военкомат - это и есть Левашовский. На первом этаже у него шикарный магазин был. Сам Левашов любил хвастаться: “Пусть ко мне в магазин человек зайдет, до гола разденется, а я его во всё новое одену с ног до головы по его размеру и званию”. Вот какой магазин был у Левашова.
- Вроде, идет кто-то…
- Ба, да это Вадим! Он обычно на неделю приезжает или на весь отпуск.
В сенях слышны шаги. Входит Вадим.
- Можно?
- Пожалте! - встает навстречу дед, - Вадим Саныч собственной персоной.
- Так точно, здравствуй дед, здорово племянник. Вот приехал рыбу на озере половить.
- Какая сейчас рыбалка, - удивляюсь я, - на улицу не выйти, третий день льёт без перерыва. И конца этому ненастью не видно.
- Для нашего деда ненастье не проблема, он его прекратить может.
- Что ты говоришь-то? Я знаю, что дед много чего может: грыжу заговорить или баушку из Нестиар через печную трубу позвать, но погоду менять никто не может.
- Ошибаешься. Дед! Сделаешь нам погоду к завтрему для рыбалки?
- Сделаю, коли поможете. А сейчас айдате на кухню чай пить, а можно и по рюмочке.
Всё время, пока идёт трапеза, я сгораю от нетерпения, хочу узнать смысл шутки об изменении погоды. “Как же они собираются меня разыграть?” - думаю я, - “Пусть разыгрывают, должно быть это весело”. Наконец я не выдерживаю и спрашиваю.:
- А когда же погоду будем делать?
- Да-да, погоду! - спохватывается Вадим, - дед, командуй!
- Дак, что командовать, чай знаешь… Берите бумагу и карандаш. Так всегда погоду в старину делали.
- Что сделать-то надо? - не понимаю я.
- Надо написать на бумаге сорок плешивых.
- Зачем?
- Потом заговор прочитаю: “Сорок плешивых, проясните погоду!” Эту бумажку на дождь выброшу.
- Ну и что?
- А то! Плешивые станут об облака лысинами тереться и в небе дыру протрут Ненастье и прекратиться.
Мне нравиться эта смешная игра. Начинаем писать список.
- А умерших можно?
- Всех можно.
- Тогда Хрущева запиши Никиту Сергеевича.
- Есть, записал.
Мы пишем уже целый час, а в спике только тридцать пять человек. Больше лысых мы просто не знаем.
- Стой! - говорит Вадим, - у меня начальник на работе лысый.
- Тридцать шесть!
- Ну, меня запишите, - говорит дед, - я тоже почти лысый.
- Тридцать семь!
Мы молча думаем еще минут десять.
- Всё, баста! - говорит Вадим, - Пока мы этих троих оставшихся напишем, ненастье само кончится.
Мы дружно смеемся.
Проходит еще полчаса. Я снимаю с веревки, высохшее на чердаке белье. Внизу слышится громкий топот, сначала во дворе, потом в сенях. Слышен скрип двери и громкий голос Вадима:
- Есть! Вспомнил! Еще одного вспомнил!
“Орет, как ненормальный” - думаю я, и тут же вспоминаю, что на задней улице живет полусумасшедший мужчина, совершенно лысый. Я сбегаю по лестнице вниз, производя шума больше, чем Вадим:
- И я!… И я знаю!
- Тридцать девять! Ну!?
- Да, право, ничего в голову не идёт.
- Тьфу ты! Взрослые люди, а занимаемся какой-то ерундой. Лучше радио включи, сводку погоды послушаем. Сейчас без пяти шесть, а в шесть погоду Горький передавать будет.
Мы замираем у репродуктора. Прогноз безрадостный.
- Дед, а из тех, о ком ты мне сегодня рассказывал, был кто-нибудь лысым?
- Верно! Анархист-от лысым был.
- Пиши!!! - в один голос восклицаем мы с Вадимом.
-Итак, плешивые написаны, можно бросать бумагу “на дождь”.
- Пошёл бросать, - говорит дед.
- А когда теперь разъяснит?
- Можете собираться на рыбалку. Завтра с утра будет солнечно.
Я не обращаю внимания на слова деда, а Вадим напротив, каждые пятнадцать минут подходит к окну и внимательно смотрит на небо:
- Ну, давайте, плешивые!…
Еще через некоторое время слышу с кухни радостный крик Вадима:
- Есть! Молодцы, плешивые!
Мы выходим на крыльцо. Дождя нет, а в серых вечерних облаках большая дыра, через которую видно голубое небо. Проходит еще два часа и небо очищается полностью. И в самом деде, завтра - на рыбалку.
Старина-старина. Какие люди жили! Даже погоду делать могли. Ну, чудеса!…
