Алексей Нестеров

(документальная повесть)

В пасхальную ночь 1997 года в московском районе Крылатское был зверски убит подросток – алтарник храма Роджества Пресвятой Богородицы. В газетных публикациях некоторые журналисты делали предположения о том, что убийство было ритуальным. Никаких подобных версий ниже выдвинуто не будет.

Прошли годы. Закончилось следствие. Были найдены и осуждены убийцы Алексея. Но не исчезла боль. Не затуманилась память.

Я буду писать не только от своего имени, а от имени всех, кто знал Алексея послушником храма. Мы помним его так, словно расстались с ним вчера после вечерней службы, крепко пожав друг другу руки. И мы хотим рассказать о нем.

Пусть рассказ этот начнет его мать Людмила Нестерова.

Рассказ матери.

«Родился Алексей 3 мая 1982 года в Москве. Мы с мужем были тогда некрещеные, в церковь не ходили.

Младенцем Алексей был очень тихим и спокойным, плакал редко. Когда подрос, то удивлял своей терпеливостью. В пять лет Алешу положили в больницу на операцию. Меня к нему не пустили, сказали, что операция плановая, а ребенок достаточно большой.

В палате, где лежал Алеша, были тяжелые больные, за которыми ухаживали их мамы. Я звонила одной маме, спрашивала, как там мой сын? Она мне рассказала, что после операции его привязали к кровати, и он должен был несколько дней лежать без движения. Женщина эта говорила мне: «Удивляюсь, какой он у Вас терпеливый, за все время ни разу не заплакал, не капризничал, ничего не просил. Лежит себе и молчит. Спросишь его: «Алешенька, пить хочешь?» «Да» Принесешь – попьет, и опять лежит тихо, не шевелясь».

В шесть лет Алеша рассек себе лоб, ударившись о скамейку. Накладывали швы, и опять он удивил врачей своим терпением.

В 1985 году у меня родился второй сын – Дмитрий, а в 1989 родилась дочь – Елена. 1990 год был тяжелым для семьи. Я рассталась с мужем. Скоропостижно, от инфаркта, умер Алешин дедушка (мой отец). Умер, можно сказать, у Алеши на руках. Отец был человеком строгих правил. Когда семья собиралась за столом, то у него неизменно было свое место, была своя кружка… Вскоре после похорон, Алексей вдруг сел на место деда, взял его кружку и сказал, что он теперь глава семьи, потому что старший мужчина, и теперь он будет обо всех заботиться.

Очень скоро вся наша семья крестилась. Сначала крестилась моя мать. Алексей же стал настойчиво просить меня, чтобы я отвела его в церковь и крестила. Я не торопилась исполнять просьбу своего ребенка, но Алексей требовал все настойчивее, а потом просто сказал, что, если к 1 сентября его не окрестят, то в школу он не пойдет. В то время в Москве было много протестанских миссионеров, которые «крестили» одновременно огромные массы людей, и я думала: «Не пойти ли к ним?» Но Алексей твердо сказал, что креститься надо в православной Церкви.

Крестились мы всей семьей в нашем храме Рождества Пресвятой Богородицы в Крылатском, который тогда только начал восстанавливаться и был наполовину разрушен. На вопрос бабушки: «Почему вы идете в полуразрушенную церковь, а не в красивую?»

Алеша ответил: «Потому, что мы здесь живем. А значит, и ходить надо в эту церковь, и помогать ее восстанавливать». Было это в конце августа 1990 года, Алеше тогда было 8 лет. В этот же день он записался в Воскресную школу при храме и стал ее посещать. А вскоре его благословили помогать в алтаре.

В храм и в Воскресную школу он чаще всего ходил один. В алтаре Алеша помогал очень усердно, уходил из дома рано утром, а прийти мог очень поздно. Живем мы от церкви далеко, а потому его часто провожали более взрослые алтарники, иногда привозили на велосипеде».

Рассказывает Сергей Седов, алтарник храма

Рождества Пресвятой Богородицы в 1994-1997 гг.

«Настоятель о. Николай Морозов строго требовал от детей, прислуживающих в алтаре благочестивого поведения во всем. Однажды алтарник, ровесник Алеши, задумался на службе, и даже не перекрестился в нужный момент, засунул руки в карманы. Это не укрылось от внимания настоятеля. «Почему руки в карманах? - спросил его отец Николай, - Ты что, скупой, жадный?» Перепуганный мальчик ничего не мог ответить. Он вынул руки из карманов и сложил их сзади. «Где ум, там и руки», - констатировал о.Николай, - «Ты же воин Христов, так держи руки по швам. Стой смирно, молись, крестись, но и порученное не забывай исполнять…»

Ребенку трудно долго стоять смирно, трудно сосредоточенно молиться, но Алеша это поучение настоятеля навсегда запомнил. В алтаре он всегда стоял молча и непременно держал «руки по швам». Он часто был просто незаметным.

В воскресный день в алтаре часто прислуживали дети. По существующим правилам, перед началом службы старший алтарник «раздавал послушания» взрослым и детям, помогающим в алтаре. Обычно, в северной части алтаря вывешивался листок, в котором указывалось, кто, за что отвечает на сегодняшней службе. Послушание чтецов исполняли старшие, а дети часто помогали пономарить: разжигали и подавали кадило, свечи, ходили «на входы» свещеносцами, помогали ризничему готовить облачения, уставщику приготовлять нужные сегодня богослужебные тексты, и т.д. Исполнять послушание во время службы хотелось каждому ребенку, а вот убираться в алтаре после службы нравилось не всем. Конечно, никто не отказывался от уборки, но радости на лицах, при получении такого послушания у многих не возникало. Алексей же часто оставался после службы в алтаре по собственному желанию помогать тому, кто сегодня занимается уборкой.

Первый, после открытия в 1989 году восстанавливающегося из руин храма, старший алтарник, а ныне настоятель храма св. прав. Иоанна Русского священник Андрей Смирнов, заметил, что труднее всего было вечером после службы отчистить до блеска электроплитку, на которой возжигали уголь для кадила. Из года в год среди взрослых алтарников жила поговорка: «Кто любит после службы эту плитку чистить – из того выйдет толк». Алеша любил чистить плитку и не только.

Порой возникала необходимость отчистить до блеска пожертвованный кем-то старый бронзовый подсвечник. Работа эта кропотливая, долгая, требующая терпения. Чтобы ее выполнить, порой нужен не один день. Однажды самые трудолюбивые ребята занимались чисткой подсвечника. Шел уже одиннадцатый час вечера, и я приказал заканчивать работу, класть поклоны и идти домой. И вдруг услышал: «А можно мы подсвечник домой возьмем, а завтра принесем?» Я отказал, чем вызвал огорчение у этих тружеников. Одним из них был Алексей.

Вспоминается такой случай. Однажды перед службой по каким-то причинам, быть может, по моей вине, листок с послушаниями не был вывешен. Все ждали распоряжений. Когда я вошел в алтарь, меня обступили дети: «А можно я сегодня с кадилом?», «А можно я со свечой?...» Я ответил строго: «Кто еще раз скажет «можно» получит одно послушание: уборка после службы. Все замолчали, но стояли, плотно обступив меня. Я распределил обязанности, и вдруг увидел, что Алеша стоит в стороне. Он единственный ничего не просил. Я сказал: «А ты будешь стоять у северной двери. Открывай ее, когда будут совершаться входы и закрывай. Если будут передавать в алтарь поминальные записки или подносы для благословения сбора, прими их. И проследи, чтобы во время евхаристического канона дверь была закрыта на запор». Алексей встал у северной двери, как часовой. Воскресные службы у нас были длинными, часа по три – четыре. Только проповедь о.Николая порой длилась больше 30-40 минут. Солдаты часовые по 4 часа не стоят в карауле. Алеша же стоял, как воин Христов, беспрекословно исполняя свое послушание. Но он же был еще ребенком. Ему стало плохо, закружилась голова, и он упал тут же у двери.

Его проводили в комнату настоятеля. Там, полежав немного на диванчике, Алеша почувствовал себя лучше. Он снова хотел остаться после службы, но ему не разрешили. Алтарник и преподаватель Воскресной школы Борис Степанов, имеющий медицинское образование, проводил Алексея домой. Он предположил, что виной такого обморока является скрытый, инкубационный период вирусного заболевания. Действительно, через два дня Алеша заболел гриппом.

Рассказ матери

«Однажды Алексей упал в Алтаре. Пришел в себя в комнате настоятеля. Потом он мне восторженно рассказывал: «Как там хорошо, иконы висят и лампадка горит». После этого случая он сделал в стенном шкафу себе келейку. Повесил там иконы и лампадку.

Вспоминается такой случай. Алеша, как всегда задерживался, я пошла за ним в церковь, а он не идет домой, говорит: я останусь ночевать при храме. Алтарник Ярослав (теперь он батюшка) говорит ему, чтобы шел домой, а Алексей просит: «Пожалуйста, оставьте меня, я буду всю ночь молиться». Ярослав еле уговорил его идти со мной домой.

Однажды Алексей пришел домой довольно поздно и рассказал, что, возвращаясь из храма, встретил большую группу агрессивно настроенных ребят. Он рассказал, что прошел мимо них, никуда не сворачивая и творя про себя Иисусову молитву: «Ты представляешь, я шел и молился, и они меня не тронули». Я стала спрашивать, почему он молился так. «Ну, как же, надо же непрестанно молиться», - сказал он мне. Я стала говорить, что на такую молитву надо испросить благословения у священника.

Вообще, я ругала Алешу за его поздние приходы домой. «Зачем, - говорила я, - ходить так поздно и рисковать?» У Алеши был плакат, привезенный им из Троице-Сергиевой Лавры: «Греховные страсти и борьба с ними». Он подвел меня к этому плакату и сказал: «Смотри, что написано. Вот как надо со страхом бороться». Я читаю: «Хождение с молитвой в полночь в места, в которые боишься ходить». «Ну, вот, - сказал Алеша, - я так и делаю».

С Воскресной школой Алеша ездил в Оптину пустынь, несколько раз был на Патриаршем богослужении в Успенском соборе Кремля. Часто ездил к мощам своего небесного покровителя Святителя Алексия Московского в Богоявленский собор.

В то время я работала недалеко от этого храма. Однажды Алексей поехал со мной, я пошла на работу, а он - в храм. Вдруг, через некоторое время, он звонит мне с проходной и говорит: «Срочно спускайся ко мне!» Я подумала, что что-то случилось. Спускаюсь, а Алеша такой радостный говорит, что попал на Патриаршее богослужение. Народ, встречая Патриарха, дорожку, по которой должен был пройти Святейший, устлал цветами. «Вот, я потом один цветок подобрал», - сказал Алеша, дал мне беленьки цветок и радостный снова убежал на службу. Цветок тот он хранил около икон. Меня тогда поразила в нем духовная радость и необыкновенное благоговение.

Алтарники Андрей (ныне иеромонах Иона) и Геннадий (ныне священник) возили его с другими ребятами в Троице-Сергиеву Лавру два или три раза.

Один раз, вернувшись из паломничества к преподобному Сергию, Алеша молча лег на кровать и отвернулся к стене. Я стала спрашивать его, что с ним, как он съездил. Он сначала не отвечал, а потом, расплакавшись, сказал, что он больше никогда не будет ходить на дискотеки, что уйдет в монастырь. «Тебе в Лавре было виденье?», - спросила я. «Да», - сказал Алеша, и больше ничего я от него не смогла добиться.

В 1992 – 1993 гг. мы на зимних каникулах были в доме отдыха в Канаково, я, Алеша и Дима. Дня за два-три до возвращения домой, в приходской Воскресной школе должен был состояться праздник. Алеша должен был выступать на празднике, читать стихи. Он не хотел пропустить праздника, и я, оставив Диму на попечение знакомых, повезла Алешу в Москву, а на следующий день вернулась обратно.

Когда Алеша только начинал ходить в алтарь, на него была наложена епитимия, за то что в алтаре разговаривал с другими ребятами. Он должен был теперь в течение какого-то времени каждый день ходить в храм, но стоять на службе не в алтаре, а с народом. К исполнению наложенного наказания он отнесся ревностно, и я все время его водила. «Отец Николай потом всех простил», - сказал мне Алеша.

Его отношение к послушанию в храме раскрыл мне такой случай. После водосвятного молебна на источнике, Алеша с другими ребятами несли заграждения в гору к храму. Народу было много, я стояла в большой очереди к источнику, чтобы набрать воды. Когда Алеша проходил мимо, я попросила его набрать воды без очереди. Ему это ничего не стоило, ведь он был в он был в облачении. Он искренне удивился, и даже с каким-то страхом сказал: «Ну, что ты мама! Я же работаю».

Когда Алеша был маленький, церковных лавок было еще мало, и он сам сплел себе четки из веревочек – «десяточку». Хотел сам сделать лампадку.

В обычной жизни Алексей мало чем отличался от других ребят. Учился он в математическом классе, но учился не очень хорошо. В начальных классах Алеша учился прилежно, в старших же стал терять интерес к учебе. Отметки его по одному и тому же предмету часто резко отличались. Были и пятерки, были и двойки. Учителя понимали, что ребенок способный, но не всегда готов к уроку, некоторые даже считали его лентяем, а потому и его средними оценками Алексея в основном были лишь тройки. Он был подвижным ребенком, если его увлекал урок, то ему не

трудно было внимательно слушая, просидеть без движения все занятие. А потому, дневник его был красным от замечаний и двоек по поведению. Одно из замечаний было такое: «Сражался на линейках с соседом по парте». Его всегда ругали на родительских собраниях.

Алексей был смелым и самостоятельным. Он собирал кампанию из 12 – 13-летних ребят и водил их на речку, в лес, зимой – на лыжах. В парке, недалеко от нашего дома, в глухом месте, в овраге они устроили шалаш вокруг корней упавшего через овраг дерева и играли там. Я его за это ругала, так как место было глухое.

Во дворе с ребятами Алеша постоянно что-то мастерил, помогал одному своему товарищу в работе на огороде.

В классе только один его самый близкий друг знал, что Алеша верующий и ходит в церковь, остальные даже не догадывались.

Как раз в это время я вынуждена была сменить работу инженера на работу дворника, так как на прежнем месте зарплату перестали платить. Участок мне достался большой и запущенный. Алексей вынужден был мне помогать, особенно зимой. Работал Алексей неторопливо, аккуратно и на совесть. Любое, порученное ему дело, выполнял хорошо. Вдвоем с младшим братом они могли убрать снег на участке, даже тогда, когда я не могла выйти на работу. С Алешей мы вычистили подвал. Работа эта трудная и неприятная. Починка инвентаря была на нем. Жильцы дома, где я убираюсь, подходили ко мне и говорили: «Какой у тебя хороший парень растет, как он замечательно работает».

О физической силе Алеши говорит такой случай. Мы с подругой видели, как он набирал огромную, двуручную лопату снега (предназначенную только для сдвигания снега) и бросал снег за тротуар, соревнуясь с Димой - кто дальше кинет.

Алексей очень хотел устроиться куда-нибудь на работу с большим заработком. Я удивлялась и говорила: «Зачем тебе такая работа? Ведь ты пока один, ни семьи, ни детей у тебя нет. Учись!» «А как же вы?» - отвечал он.

Однажды к нам в подъезд заполз совершенно больной бомж, у него была повреждена нога. Алеша подогнал наши старые, еще моего дедушки, костыли под его рост и отдал их ему. А людям, укорявшим одну женщину за то, что она вынесла бомжу что-то из вещей, сказал строго, а вместе с тем тихо и спокойно: «Оставьте ее в покое, она собирает себе сокровище на небесах».

На работе я, совершенно случайно, нашла целый мешочек просфор. Они лежали в контейнере для мусора в целлофановом пакете. Принесла я их домой, показала Алеше. «Это богослужебные просфоры», - сказал он, - «Как они туда попали? Я узнаю, кто это сделал! Я до них доберусь!», - возмущался он. Алеша отнес просфоры в храм.

В последнее время (в 13 – 14 лет), Алеша очень увлекся подводной охотой. Сделал сам подводное ружье для охоты на

рыб, водолазное снаряжение. Читал много литературы о подводных исследованиях. Хотел служить во флоте, и начал готовиться к службе, стал закаляться. Ходил он очень легко одетым, даже в сильные морозы. Спал, на полу, постелив себе только одну простынь, и непременно ложился так, чтобы голова была под иконами. Я хотела, чтобы он непременно поступил в институт, чтобы в армию не забрали. Он же говорил, что в армию обязательно пойдет, так как не хочет, чтобы за него кто-то другой жертвовал своими руками, ногами и жизнью. Говорил, что очень хочет служить во флоте, и был рад, когда на медицинской комиссии в военкомате ему сказали, что он самый здоровый из одноклассников и годен во флот на 100%.

Подводным плаванием Алеша увлекся после того, когда у него, во время ныряния в Москве-реке, соскочил и утонул крестильный крестик. Алеша его долго искал, нырял за ним, но так и не нашел. Ему было жалко крестика. Было неприятно, что его крестильный крест лежит на дне среди всякого хлама. Но он восхищался красотой подводного мира.

Еще он очень хотел искупаться на роднике на праздник Крещения Господня, и тщательно к этому готовился, стал закаляться, обливаться холодной водой, но не сразу, а постепенно, каждый день снижая температуру воды на один градус. И так привык к холодной воде, что стал ходить купаться зимой на Москву-реку. Однажды он пришел домой с такого купания с расцарапанным животом. Рассказал, что нырял под лед. Лед был тонкий и только у берега, а середина реки была свободна ото льда. Алеша решил нырнуть в прорубь у берега, и проплыв подо льдом, посмотреть, как там внутри, а вынырнуть уже на середине реки. Нырял он очень хорошо, а потому считал, что опасности не было, ведь вынырнуть ему нужно было на большом свободном ото льда участке. Туда он так и проплыл, и только теперь понял, что нырять обратно очень опасно, так как можно не найти подо льдом небольшой береговой проруби. Он попытался выбраться на лед, но тонкий лед обломился, исцарапав грудь и живот. Тогда он стал продвигаться к берегу, ломая впереди себя лед кулаками. Говорил, что очень сильно замерз. Но и после такого купания не простудился.

После того, как Алеша потерял свой крестильный крестик, он решил купить себе серебряный, освященный на Гробе Господнем в Иерусалиме. Такие крестики продавались в центре Москвы, в Иерусалимском подворье. Я долго не могла с ним поехать туда, и он решил поехать без меня. Взял с собой младшего брата Диму и Диминого ровесника Максима и поехал. Когда он уже купил крестик и покупал младшим ребятам угощение, к ним подошел какой-то парень, лет 16 – 17 на вид, и стал требовать у них деньги, при этом явно готовился к драке. Алеша был на несколько лет младше, но его не пугала драка с неравным противником, страшно было лишь то, что могли пострадать малыши. Немного подумав, Алеша отдал ему оставшиеся у него деньги. Домой он вернулся очень расстроенный. А крестик иерусалимский всегда был при нем. Он его носил сначала на толстой веревке, а потом на толстой серебряной цепочке. В день его смерти на нем был этот крестик, который мне отдали в морге.

В августе 1997 года Алеша и еще один мальчик из нашего дома были избиты на улице. Дело было так: Алексей и С, в сопровождении нескольких маленьких ребят, среди которых был и мой младший сын Дмитрий, поехали на автобусе к Алешиному другу. Было это в 2 часа дня, ехать нужно было всего две остановки. В автобусе к ним подсели пять сильно выпивших ребят, попросили закурить. Алеша и С сказали, что не курят. В ответ взрослые ребята несколько раз ударили Алешу и С, а потом снова задали вопрос: какую они слушают музыку. Алеша ответил, что не слушают никакой. Снова посыпались удары. Третий вопрос был об отношении к неграм. И снова ответ вызвал ряд ударов. Когда Алеша, С и маленькие дети вышли из автобуса, пьяная кампания последовала за ними. Один из хулиганов стал бить Алешу по лицу. Алексей не ответил на первый удар, не ответил и на второй, но потом все же дал отпор нападавшему. Тогда другой хулиган стал бить С кулаками по лицу и ногой в живот. Тут набежали другие ребята из той же компании, всего человек 15. Один из них оказался бывшим Алешиным одноклассником. Вся компания стала требовать, чтобы Алеша и С выбрали себе по одному противнику и дрались с ним один на один, а если они откажутся тогда все 15 человек вместе изобьют их. Тут бывший Алешин одноклассник сказал: «Этого парня не трогайте. Он вместе со мной учился когда-то», и отвел его в сторону. У С на шее была золотая цепочка с крестиком. Хулиганы потребовали, чтобы он ее им отдал. «У меня там крестик», - возразил С. «Тогда мы тебе после драки отдадим», - сказали они и отобрали цепочку с крестом. (Потом после драки, правда, отдали). С. выбрал себе противника и стал с ним драться, по уговору: «до первой крови». Когда С. разбили лицо, драка прекратилась. Алеша мне говорил, что ему тоже предложили снять крест, но он сказал, что крест у него не снимается. Крестик был из Иерусалима, и Алеша носил его на очень толстой веревке, завязанной под шею. Он действительно не снимался.

Дмитрий и другие маленькие ребята, которые были с Алешей, когда началась драка, испугались и убежали. Алеша и С. сказали им потом, чтобы те ничего про драку не рассказывали родителям. Алеша мне ничего не рассказал, и по его поведению нельзя было догадаться, что что-то произошло. О драке я узнала на следующий день от мамы С. Стала расспрашивать Алешу, и он мне рассказал, как было дело. Я была возмущена, говорила: «Почему вы не раскидали их всех и не бросились бежать?» Он мне ответил: «В Евангелии написано: если ударят по одной щеке, подставь и другую. Вот я и…»,- тут он не договорил. Я спросила на счет крестов, не сатанисты ли были эти ребята. «Пьяные они были», - сказал Алексей совершенно беззлобно, словно оправдывая тем их буйное безумство. Еще он говорил мне, что драться не стал бы ни за что. «Я не петух, чтобы по их заказу драться». «Но они бы тебя избили», - сказала я. «Ну и что?» - ответил мне Алексей.

После этого случая Алексей стал более замкнутым. Он все реже бывал с ребятами со двора, постоянно ходил в храм, в Воскресную школу, стал регулярно купаться на реке, при чем, в любую погоду.

Незадолго до кончины, на Рождество, мы с Алешей были в храме на ночном богослужении. По окончании литургии, ко мне подошла моя знакомая Наташа и предложила довезти нас до дома на машине, так как мы жили с ней рядом. Алеша вышел из алтаря, когда в храме еще прикладывались ко кресту, и сказал: «Пойдем!» Я сообщила ему, что нас довезут на машине, надо только немного подождать. Он ответил: «Пойдем пешком!» Я сказала, что это неудобно, так как я уже обещала Ниташе поехать вместе. Пока мы ехали на машине, Алексей сидел, отвернувшись к окну, он явно был чем-то расстроен. Дома сразу же лег в кровать и не хотел идти к столу разговляться. На мой вопрос, что с ним, ответил: «Ты мне весь праздник испортила». «Почему?»- спросила я. «Надо было пешком идти», - сказал Алеша. Я недоумевала – почему пешком, ведь на улице был мороз, и добрались мы намного быстрее.»

Из воспоминаний Седова С.Г.

«Как-то подошел ко мне алтарник Ярослав (будущий священник, настоятель одного из подмосковных храмов), и сказал: «Удивительные дети у нас в Воскресной школе. Стал я им о Рождестве рассказывать, историю праздника рассказал, и об Августе, и о вертепе, даже об Ироде. Спрашиваю, у кого есть какие вопросы, или, может быть, добавить кто чего-нибудь хочет. Один мальчик встает и говорит: «А ведь Христос каждый год рождается. И вся земля, все живое, каждая веточка это чувствует. В рождественскую ночь вся природа преображается, поэтому мы с мамой с ночной службы всегда пешком ходим и все это замечаем». Был ли этим мальчиком Алеша Нестеров, - не знаю. Но то, что Алеша был в классе, когда такое было сказано – это точно.

Мне досадно, что я не знал Алексея таким, каким он был. Раздавая послушания перед службой, я знал, что этот юноша не подведет. Считал его скромным, трудолюбивым молчуном и все. А он был еще человеком удивительной души, души, которая, замечая красоту природы, восторгается и славит Творца. Сейчас мне понятно его разочарование в ту Рождественскую ночь, ведь в окно машины, сколько ни вглядывайся, разве заметишь, почувствуешь все то, что можно отметить, передвигаясь пешком.»

Из воспоминаний матери (Людмилы Нестерово)й.

«Как-то Алексей рассказал мне, что одного из алтарников храма побили какие-то хулиганы. Сказал, что нужно создавать дружины, чтобы давать им отпор. Пойти и самим их побить. Я испугалась, что он может натворить много бед, стала говорить ему, что этого делать не нужно. Тогда он спросил меня: «А как же тогда противостоять злу? Надо же со злом бороться». Я сказала ему, что бороться надо не с исполнителями, а с начальником, и законы тут совсем другие. «Если ты пойдешь на исповедь, обличишь свои грехи и будешь с ними бороться, то этим очень сильно досадишь нечистому. А махая кулаками, только зло увеличишь, и вместо воли Божией будешь творить волю врага». Говорила я ему и о преподобном Серафиме Саровском, вспоминая то место из его жития, когда напали на него разбойники, а он, вместо того чтобы обороняться, опустил топор, сказав: «Делайте, что вам надобно».

Был у нас с ним однажды разговор: «Как спастись среди множества искушений?», и Алеша сказал: «Надо упереться, как баран, и стоять на своем. Когда баран упрется, его ни туда, ни сюда не столкнешь».

Однажды я и другие женщины в храме осуждали одного человека, Алексей вынужден был при этом присутствовать. Дома, как мы только вошли, он сразу меня спросил:

- Тебе не стыдно? Во что ты меня втравила?

- А что такого я сделала?

- Вы же осуждали.

- Ну, а ты тут при чем?

- Я же должен был при этом присутствовать!

И долго он еще этим возмущался:

- Меня поражает, что они перед этим молились. Как же вы молитесь?

За всю свою короткую жизнь Алексей старался удерживать свой язык, и даже присутствие при том, как другие осуждают, приводило его в ужас. Он шел путем воздержания чрева, языка, чувств. Говорил всегда очень мало, и видно было, что он обдумывает свои слова.

В последний год его жизни я часто поражалась его удивительно разумным поступкам и разумным советам на различные житейские вопросы, обнаруживавшим в нем разум не по летам.

В этом же году была у нас паломническая поездка в Звенигород. Савино-Сторожевский монастырь тогда еще не восстановили, там был музей. Нас водил по музею очень хороший православный экскурсовод. Меня поразило, как Алексей внимательно слушал. Когда мы спускались с колокольни, произошел интересный случай. Надо сказать, что выглядел Алеша несколько старше своих лет. Алексей шел впереди, а я несколько отстала от него. К нему обратились две накрашенные девушки:

- Молодой человек!…

Они хотели еще что-то сказать, но «молодой человек», не дослушав, шарахнулся в сторону и побежал вниз по лестнице, прыгая через ступеньки и не думая, видимо, прилично так поступать или нет.

- Нам только сфотографироваться! – окликнули его девушки. Алеша обернулся, строго на них посмотрел:

- Сфотографироваться? Ну, это можно. – Он взял фотоаппарат, нажал на кнопку, делая снимок, быстро вернул фотоаппарат и также стремительно побежал вниз, глядя только себе под ноги.

В храм в этот год Алеша ходил всегда в чистой белой рубашке, за исключением Великого поста, когда нужно было ходить в темной рубашке. Сказал, что так велел диакон.

Еще один непонятный для меня, но памятный разговор произошел в 1995 году. Алеша вернулся из храма какой-то встревоженный:

- Гоняют всякие на мотоциклах по холмам, - сказал он. Я почему-то забеспокоилась, стала спрашивать, не случилось ли чего, не было ли какого конфликта.

- Ничего не произошло, - сказал Алеша, - разъездились просто всякие.

Помню, как зимой, в последний год его жизни, ездили на лыжах в парк: я, Алеша и Лена. Это было очень радостно. Обычно он всегда с друзьями, а тут с нами. В парке есть такая полянка, куда много птиц всегда слетается. Помню, Алеша стоит у большого куста, вытянув руку с семечками, а вокруг на ветках огромная стая птиц, чирикают громко, гомонят на весь лес. Кажется, ничего особенного, но, почему-то запомнилось. Удивительно мирным и тихим был этот день.

Незадолго до смерти Алеша все мечтал съездить на Плещеево озеро. Один раз даже сказал по какому-то поводу: «Что же я теперь никогда Плещеева озера не увижу?» Не помню уже точно, о чем был разговор. Но поездка в Переславль Залесский состоялась, была экскурсия от школы. Алеша потом рассказал мне, что в Переславле они с другом отстали от своей группы и забрались в разрушенный храм.

Великий пост Алексей постился по уставу, строго. Рыбу ел только на Благовещенье и на Вербное воскресенье. Иногда питался только хлебом и водой. Я предлагала ему попросить благословения у батюшки на послабление поста, как учащемуся, но он не хотел.

Когда политики заговорили о разделении черноморского флота, о том, что флот России в Черном море становится все меньше, Алексей сказал, что, скорее всего, когда пойдет в армию, то будет служить на северном флоте. Всю последнюю зиму он ходил в легкой курточке и без шапки. Мне даже люди стали замечания делать: «Что это у Вас сын раздетый ходит?» А он все закалялся, к службе в северном флоте готовился.

Алексей соборовался и причащался. Причащался не часто: раз в пост, но всегда тщательно готовился.

В Великую пятницу днем Алексей пошел в храм на чин погребения, а вернулся поздно, только к 23.00. Я уже хотела идти его искать. Он открыл дверь своим ключом и сказал:

- Вы, наверное, меня уже по больницам и моргам ищете?

Бабушка, которая всегда очень беспокоилась, если Алеша задерживался, на удивление спокойно ответила:

- Нет. Я прочитала "Взбранной Воеводе" и помолилась святителю Николаю, чтобы с тобой ничего не случилось. Потому и не беспокоюсь, знаю, что ты просто задерживаешься.

- Вот, как ты, Алеша, хорошо бабушку воспитал!, - пошутила я. Алексей рассказал, что задержался потому, что долго убирался в алтаре, и остался бы там еще дольше, если бы взрослому алтарнику не нужно было идти домой и закрывать алтарь.

В Великую субботу Алеше нужно было идти в алтарь к 18.00. Он взял с собой брата Диму. Дима, освятив куличи, вернулся домой.

Алеша вернулся около восьми часов вечера. Я хлопотала по хозяйству. Он сказал мне серьезно:

- Сядь, пожалуйста, я хочу тебе что-то сказать. Ты знаешь, мама, я сегодня очень хорошо начистил кадило. Мне дали такую необыкновенную пасту, которая очень хорошо чистит. И… благоухание пошло по всему храму.

Потом Алеша ушел поспать перед ночной службой, но так и не уснул. Вышел из комнаты с красными глазами. Нужно было собираться в храм на праздничное Пасхальное Богослужение.

Младшие дети: Дмитрий и Еленеа, хотели пойти на Крестный ход, а после его окончания сразу же пойти домой. Алексей огорчился, когда узнал, что я с ним не пойду, ведь мы с ним ходили на ночную пасхальную службу семь лет подряд. Стали мы с ним думать, как быть. Я предложила ему остаться в храме после окончания службы до утра, подождать, пока пойдут первые автобусы. Он согласился, а потом вдруг сказал:

- А что, если я побегу ночью домой, и меня мотоциклист собьет?

Я сказала ему строго, чтобы он никуда не бегал, я за ним приду сразу же, как только кончится служба и заберу его домой. Алексей, немного подумав, сказал:

- Тебе нельзя ходить. Нечего женщине одной ходить по ночам. Да и бабушка будет сильно беспокоиться. Я лучше буду ждать первых автобусов.

- А, что за странную фразу ты сказал на счет мотоциклиста?

- Это я просто так, тебя пугаю, - ответил Алеша, - ты не беспокойся, я облачения после службы сложу, в алтаре уберусь, а потом буду спать на коврах под левым клиросом, а, если спать не захочу, то по холмам буду гулять, забор починю…

- Какой забор, да еще ночью? Ведь на Пасху работать – грех!

- Ах, да! Я совсем забыл. Положи мне побольше конфет рядом с моей кроватью, я приду и буду разговляться.

Весь этот разговор происходил в то время, когда Алеша одевался. Он боялся опоздать. Младших ждать не стал, очень торопился. А я собирала детей и не успела его даже перекрестить. Он ушел незаметно, я только слышала, как хлопнула дверь. Больше я его живым не видела.

Лена с Димой видели Алешу на Крестном ходе. Он был в белом стихаре, нес хоругвь.

Алтарник Ваня Леонов рассказывал мне потом, что на этом Пасхальном Богослужении Алексей подошел к нему и сказал: «Мне, очень тяжело». Подробности надо спросить у самого Вани.

Вспоминает Иван Леонов

«Перед Пасхой у алтарника всегда много дел. Настоятель храма Рождества Пресвятой Богородицы в Крылатском о. Николай Морозов поучал взрослых послушников: "К Празднику праздников не только к службе должно быть все приготовлено, в алтаре должно все блестеть! Запомните: утром в четверг на страстной пришел в храм, домой уйдешь только на светлой в понедельник". Мы с Алексеем были отроками, и к нам эти наставления не относились, но Алеша всегда относился серьезно к словам священников. Да, в пасхальную ночь он сказал мне, что ему очень тяжело, что он еле стоит на ногах. Я отнес это на обычную усталость. Кроме того, возможно Алексей давно ничего не ел. Была ли это тяжесть на сердце, на душе от предчувствия смерти?».

Вспоминает священник Геннадий Морозов

«В Великую субботу, за день до смерти Алексея, я попросил его почистить кадило. Алеша выполнял это послушание усердно, он чистил кадило, стоя на коленях, долго, потом оно блестело, как новое.

Мне трудно что-нибудь вспомнить об Алеше. Это был удивительно скромный человек, а потому, часто незаметный. Помню, что был он очень трудолюбивый.»

Из воспоминаний матери Алексея

«Из всех священников храма Рождества Богородицы в Крылатском Алеше больше других нравился отец Алексей Буканов. Он говорил мне: «Мама, я хочу быть таким, как отец Алексей».

Рассказывает настоятель храма святого преподобного Серафима Саровского в Кунцеве священник Алексей Буканов

«Среди своих сверстников Алексей отличался скромностью, даже незаметностью. Но он не был робким. Я исповедовал Алексея, разговаривал с ним иногда на жизненные темы. Он очень строго относился к себе. Он был старшим ребенком в большой семье, понимал, что мать не может одна прокормить, одеть, обуть их всех детей, а потому старался всячески помогать матери. Помощь эта порой носила и такой странный характер: Алексей недоедал, нарочно, чтобы больше досталось остальным членам семьи. Иногда он говорил матери, что пообедал у друга или в трапезной храма, а потому вовсе не хочет есть, хотя обед его состоял в этот день из куска черного хлеба. Однажды Алексей потерял сознание в алтаре во время службы. Я думаю, что это был просто голодный обморок.»

Что же произошло в пасхальную ночь 1997 года в пустынном месте московского района Крылатское? Лучше всего обратиться к непосредственным участникам этих событий – убийцам Алексея. Они были найдены.

Тот текст, который будет приведен ниже, читать страшно. Он взят из материалов уголовного дела: протокола очной ставки и протокола допроса убийц.

Когда мы только узнали об убийстве юноши-церковнослужителя, душу наполнило желание обязательно найти преступников, узнать причину преступления, установить «заказчика» убийства, если таковой имеется, а затем судить, наказать. Но после прочтения этих материалов, у меня, почему-то, исчезло желание кого-то наказывать. Наверное, потому что личности преступников никак не ассоциировались у меня с человеческим образом, они словно растворилась в общем понятии «зло». Я не буду называть преступников по имени. Дай им Бог раскаяния, просветления помраченного рассудка и спасения души.

Порядок изложения и стилистика соответствуют тексту документа.

Протокол очной ставки 25 июня 1997 г.

«Допрашиваемые, на вопрос, знают ли они друг друга и в каких находятся отношениях, показали:

Ответ С.: - Да, знаю, это В., вместе с ним учились, взаимоотношения хорошие.

Ответ В.: - Отношения хорошие, знаю С., со школы вместе.

Вопрос С.: - Расскажите о событиях, произошедших 27.04.97.

Ответ С.: - 26/04/97 мы созвонились с В. И хотели погулять. Встретились с А. у метро «Молодежная», купили пиво, выпили его у кинотеатра «Брест». Затем гуляли по району. Еще выпили бутылку «Клюковки». Что покупали и пили еще, я не помню. Затем А. предложил пойти в церковь на Крылатские Холмы, времени было около часа ночи. Когда пришли в церковь, там было много людей, шла служба. Мы посмотрели и, где-то после двух часов ночи, ушли из церкви втроем. Пошли по шоссе в сторону Северного Крылатского и вышли на улицу Крылатские Холмы, а затем пошли в сторону Рублевского шоссе. Напротив дома 34 по Рублевскому шоссе мы увидели парня, который шел впереди нас. А. сказал: «Пойду, спрошу время и пристану». Он догнал этого парня, (теперь я знаю, что это был Нестеров Алексей). Мы слышали, что он спросил: «Сколько времени?». Алексей Нестеров ответил, что не знает и пошел дальше. При этом А. ударил Нестерова локтем по лицу два раза, а затем дал возможность Нестерову уйти, который прибавил шаг, пошел быстрее. Я и В. Подходили к А., затем А. и В. стали кричать Нестерову, чтобы тот шел к ним, но тот опять прибавил шаг, не останавливался, не оглядывался. В. пошел за ним, и, когда тот побежал, В. побежал за ним, а я за В. Догнав, он взял Нестерова за плечи, обняв его, и сказал, что, если бы он не убежал, ничего бы не было. В. на этот момент не был сильно пьян, а А. сильно был пьян. В. вместе с Нестеровым стали переходить через дорогу, т.е. через шоссе в сторону рощи, мы пошли за ними. Мы не спрашивали у В.: зачем мы идем туда, зачем он ведет туда Нестерова. Было ясно, что будем разбираться, хотя мотива, повода для этого не было. По дороге А. пытался ударить Нестерова ногами, но В. сказал, что не надо здесь бить, что зайдем в рощу и тогда там побьем Нестерова, а здесь могут увидеть из домов и вызвать милицию. Нестеров просил отпустить его, мы все говорили, что сейчас отпустим. Зайдя в лесопосадки, А. стал бить ногами Нестерова по телу, но, порой, промахивался. Затем, мы все стали продвигаться вглубь лесопосадок. Да, перед тем, как Нестерова бил А., В. три раза ударил Нестерова лбом о дерево, взяв рукой за затылок. А. начал избивать Нестерова ногами, при этом с размахом наносил удары по разным частям тела. Нестеров не падал, он не защищался, только просил, чтобы его не били, отпустили. Когда А. отошел от Нестерова и сел на пень, тогда подошел В. и ударил кулаком в живот. Нестеров согнулся, А. резко вскочил с пня и ударил коленом ноги по лицу Нестерова. После удара Нестеров упал на бок и закрыл лицо руками. Я подошел и сказал ему вставать. Он встал. Я ударил кулаком по скуле. От этого удара его подвернуло, но он остался стоять на ногах. Однако, он перестал после этого о чем-либо просить, я лично понял так, что он решил, что это бесполезно. При этом мы между собой не разговаривали, Нестерову ничего не говорили, кроме «вставай!». После этого я кулаком ударил Нестерова в живот, он согнулся, отступил назад. После этого А., когда Нестеров находился еще в полусогнутом положении, после своего удара, ударил ногой по лицу, нанося удар снизу вверх. Нестеров упал на спину, на землю. Я опять подошел к нему и велел ему вставать. Он встал, после этого я ударил его кулаком в грудь, он схватился руками за грудь и отступил назад. А. пытался тоже ударить, но я не давал. После этого, я еще раз ударил Нестерова ногой в область живота с размахом, от этого удара Нестеров согнулся и упал на спину, на землю, так согнувшись. Я подошел и велел ему встать. Он встал с трудом, сначала на колени, упираясь руками о землю. А. подошел сбоку, ударил ногой в область лица снизу вверх. От этого удара Нестеров упал на бок в полусогнутом состоянии, когда он падал, то он схватил меня за ногу. Я велел ему отпустить ногу и встать, сказал, что считаю до трех. Досчитав до трех, он встал. Я кричал на него. После этого, когда Нестеров разогнулся и встал, В. ударил его ногой в живот, Нестеров согнулся, я сразу же ударил его коленом в область лица, Нестеров упал на спину, точнее, на бок. У него пошла кровь, откуда, не видел. А. в это время сидел на пеньке, но здесь встал и ударил Нестерова ногой по телу. Я стал опять считать до трех, тот встал. Мы с В. одновременно ударили ногами Нестерова по спине в область почек. От этого удара Нестеров выдохнул воздух и опустился на колени, и здесь А. ударил его ногой снизу вверх по лицу. От этого удара он упал на спину. Он потерял сознание. Тогда подошел В., встал ногами Нестерову на лицо и стал прыгать, раза три подпрыгнул. После этого у него шла кровь из носа, рта. Очень тяжело дышал, но пульс прощупывался. Мы испугались и решили уйти. Мы поняли, что можем его убить. В. проверил карманы куртки и нащупал что-то, он достал из кармана «единый» многодетной семьи, зеленого цвета с фотографией, на ней был Нестеров Алексей, написаны имя и фамилия. Билет этот взял А. себе. Этот билет он затем при мне порвал и сжег у себя дома, когда прочитал статью в Газете об убийстве Нестерова. В. увидел, что из кармана Нестерова висит какой-то шнурок, он потянул за него и увидел ключи, сколько их было я не помню. Был брелок в виде патрона, В. взял брелок себе, а ключи выбросил. Перед тем, как уйти, после того, как Нестеров потерял сознание, А. достал из внутреннего кармана куртки Нестерова брошюру с символикой церковной, состоящей из двух листов с каким-то текстом. Я сказал ему, что не надо брать, и положил ему ее на лицо. На это место мы больше не возвращались."

Вопрос В.: Вы слышали показания С. Вы их подтверждаете?

Ответ В.: Я не подтверждаю показания С. в части места встречи с А., с ним мы встретились у меня дома. Когда мы ушли из церкви, то времени было, по-моему, больше двух часов ночи, где-то: два тридцать. Я лично не помню, сколько раз ударил А. Нестерова, когда подошел к нему, но видел, что ударил он его рукой. Также хочу уточнить, что, когда я ударил Нестерова головой о дерево, то тот подставил руки, т.е. прикрыл руками лицо. Хочу также сказать, что Нестеров пытался защищаться, т.е. он пытался сдержать нас: хватался за руки, за ноги, помимо того, что он просил отпустить его, не бить. Мы одновременно ударили ногами Нестерова по спине, в область почек, но об этом не договаривались с С., так получилось. Брелок я взял, посмотрел и там же выбросил, после того, как ключи выбросил. В остальном с показаниями С. согласен.»

Надо писать эпилог. Но у меня нет слов. Что происходит с нами, с Россией? Как радоваться должны враги ее, когда на Святой Руси без причины русские убивают русских. Когда убивают православных… Радуется, должно быть, и враг рода человеческого.

Откуда такая бездуховность, жестокость в молодых людях?

Хочу привести здесь несколько выдержек из одного интересного документа: А. Даллес. «Размышления о реализации американской послевоенной доктрины против СССР», 1945.

Небольшая справка: Аллен Даллес (1893-1969), работал в Центральном разведывательном управлении США (ЦРУ) с момента его создания в 1947 году. В 1942-1945 гг. руководил политразведкой в Европе. Директор ЦРУ в 1953-1961 годах. Один из организаторов разведывательной и шпионско-диверсионной деятельности против СССР и других соцстран, идеолог «холодной войны».

«Окончится война, все как-то утрясется, устроится.

Человеческий мозг, сознание людей способны к изменению. Мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим в них верить. Мы найдем своих единомышленников, своих союзников в самой России.

Эпизод, за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного на земле народа, окончательного, необратимого угасания его самосознания. Из литературы и искусства, например, мы постепенно вытравим их социальную сущность. Литература, театры, кино — все будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать и поднимать так называемых художников, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства — словом, всякой безнравственности. Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого. Повсеместным станет хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркомания, животный страх друг перед другом и беззастенчивость. Следует провоцировать людей на национализм и вражду народов, прежде всего вражду и ненависть к русскому народу — все это мы будем ловко и незаметно культивировать, все это расцветёт махровым цветом.

Будем вырывать духовные корни, опошлять и уничтожать основы народной нравственности. Мы будем расшатывать таким образом поколение за поколением. Будем браться за людей с детских, юношеских лет, главную ставку всегда будем делать на молодежь, станем разлагать, развращать, растлевать ее».

Не хочу делать громких выводов, к чему-то призывать. Мы, всего лишь, хотели рассказать об Алеше Нестерове. Уверен, что прочитавший эту небольшую книжку, не останется равнодушным. Короткая жизнь Алексея Нестерова заставляет задуматься, прежде всего, о собственной жизни, заглянуть в тайники своей «неубранной» души.

Главная страница

Литературная страница